Джейсон сидел на крыльце дома Парсонов, привалившись спиной к перилам, и покручивал в пальцах свистульку, вырезанную из тонкой ивовой веточки. Старик Парсон и его жена суетились в кухне, вернее, она суетилась, а он раздавал указания, с важным видом следя за тем, как худощавая пожилая женщина снуёт туда-сюда, то с ситом для муки, то со старым миксером, то с подогретой цветной глазурью. Когда тесть повышал голос, Джейсон отчётливо слышал через окна, выходящие на крыльцо, что крем для торта получается слишком жирным, или бисквит оказался суховат. Мистер Парсон никогда не отличался покладистым характером, но супруга как-то умела обычно сгладить углы, и их общение, столь типичное для пожилой пары, прожившей бок о бок почти всю свою жизнь, выглядело со стороны даже забавно. Но вот голоса стихали, и только низкий глухой шёпот доносился теперь из приоткрытых окон, и хотя Джейсон не разбирал ни слова, он был готов биться об заклад, что тесть с тёщей говорят о нём.
Одиннадцать лет назад, когда Джей и Амели только поженились, её родители хоть и не были в восторге от выбора своей дочери, - слишком уж мрачной казалась им история семьи Вульф, - но к Джейсону относились лояльно. Их часто приглашали в гости на семейные торжества, а с появлением на свет маленького Тео, счастливые бабушка и дед и вовсе потеплели к зятю - всё-таки отец единственного внука. Решение суда, конечно, перевернуло всё с ног на голову, и Джей прекрасно понимал, как его семья выглядит теперь в глазах соседей, и каково было Амели стать женой убийцы. Должно быть, её родители возненавидели его тогда, и Вульф не считал себя в праве судить их за это. Когда Амели прекратила свидания, и Джейсон узнал о её побеге из города, все его мысли были заняты Тео, и хотя у него не было сомнений в том, что Парсоны не оставят мальчика на произвол судьбы, он думал о сыне днём и ночью, надеясь на то, что однажды он снова сможет стать для него отцом. И вот он сидел на ступенях, на крыльце дома своих тестя и тёщи, и ждал, когда Тео вернётся из школы. Не то чтобы его не пригласили в дом и не предложили дождаться сына внутри, просто Джею хватало ума понять, что его возвращению родственники не рады. И этот шёпот, едва слышимый из приоткрытого окна, был тому прямым подтверждением.
В доме что-то грохнуло и зазвенело, мистер Парсон крепко и коротко выругался, а его жена запричитала и закряхтела, должно быть, уронив какую-нибудь плошку. Сегодня Тео исполнилось десять, и дед с бабушкой готовили для него праздничный торт, как видно, не без трудностей. Джейсон вздохнул, упираясь затылком в перила деревянного крыльца. Десять лет, подумать только, совсем взрослый парень. Вульф помнил сына крошечным, беспомощным и смешным, от него вкусно пахло, он громко и сосредоточенно сопел, когда мать кормила его, и Джею казалось, что он останется таким навсегда. Десять лет, это ведь в голове не укладывается. Три года назад тёща присылала ему фотографию Тео с какого-то школьного праздника, но Джейсон всё равно был почти уверен, что с трудом узнает теперь сына. А уж тот и подавно не узнает его.
Вульф не спал три ночи, думая об этом дне и о встрече с сыном, и, несмотря на протесты Парсонов, купил ему в подарок велосипед - новенький скоростной Trek, ярко-зелёный, с кожаным седлом и рамой из углепластика, он стоял сейчас у крыльца, поблескивая на солнце галаграфическими наклейками. Мужчина потратил на него почти все свои сбережения, хотя и не был уверен в том, что Тео понравится такой подарок. Сам Джей во времена своего детства, не раздумывая, продал бы душу за такого красавца, но вдруг теперь мальчишки больше не гоняют на великах? За десять лет в тюрьме он совершенно отстал от жизни и с трудом вообще представлял себе, чем теперь живут дети. А вдруг Тео решит, что это подкуп - миссис Парсон так и сказала Джейсону, увидев велосипед, "К чему мальчику эти подачки?". Но Вульф только молча проглотил это, прекрасно понимая, что ему придётся проглотить ещё много подобных уколов в свой адрес, и что право называться отцом Теодора заслужить будет совсем не просто.