Первой к Джейсону вернулась боль - раньше усталости, раньше чувства вины. Он почувствовал её ночью: разом, как будто кто-то сорвал рычаг, запуская в работу давно проржавевшие механизмы, боль поднялась изнутри, медленно расползаясь по перетруженным мышцам, скручивая желудок болезненными спазмами, выворачивая суставы. Мужчина проснулся, скованный этой болью, внимательно прислушиваясь к ней, физически ощущая, как она терзает буквально каждую клетку. Боль набатным колоколом стучалась в висках, остро саднил надрез на горле, горела и пульсировала болью повреждённая капканом стопа. Джейсон не шевелился, молча глядя на вытянутые ветвистые тени, расползающиеся по потолку его комнаты, прислушиваясь к стуку веток в окно. Он отчётливо чувствовал кожей прохладную простыню, чувствовал, как затылок проминает подушку, как собственные пальцы касаются ладоней. Он чувствовал боль, и это было прекрасно, ведь он чувствовал своё тело. Тело, которое снова принадлежало ему.
Отметившись у травматолога и получив бюллетень, Джейсон проспал почти целые сутки - крепко, без снов, как спал прежде. Он чувствовал небывалую усталость и опустошение, но вместе с тем и облегчение, ведь он снова был самим собой. По началу Вульф ещё боялся, что ничего не закончилось, что зверь просто спрятался, затаился, замер где-то внутри, давая ему иллюзию свободы только для того, чтобы воспользовавшись моментом, снова взять всё в свои руки. Он всё прислушивался к себе, всё пытался зацепить то странное раздражение, так несвойственное ему и такое опасное, но натыкался всякий раз на усталость и пустоту. Ничто не скреблось внутри, не подначивало, не давило. Джейсон снова был один, и мысли в его голове текли привычным, знакомым потоком.
События того дня казались ему теперь почти нереальными. Память услужливо подтасовывала карты, пряча поглубже подробности их с Айви последней встречи, после которой девочка, кажется, чудом осталась жива. Чтобы восстановить произошедшее у себя в голове, Джейсону приходилось буквально выуживать образы откуда-то из самых глубин, как будто он вспоминал уже успевший позабыться сон. И не удивительно, ведь это были не его воспоминания. Точнее, не только его. Он знал, что в ту ночь Айви не ночевала дома - Берт перехватил Джея утром по пути на медстанцию. Вульф соврал, будто слышал, что девочка собиралась ночевать у подруги, а сам дёргался целый день, ожидая возвращения из школы сына, чтобы спросить, была ли Айви на занятиях. Идти к ней сейчас было глупо: Паунсетт понимала, что там, на лесопилке, она имела дело не с Джейсоном, но едва ли это что-то меняло. Он подверг её опасности, и винить в этом было некого, кроме себя самого. Конверт со счётом он так и оставил на кухонном столе - наивно было рассчитывать на письмо от Айви, в конце концов, ей ведь неоткуда было узнать, что Джей избавился от своего недуга. Он знал, что девочка не станет жаловаться и не пойдёт в полицию, но чувство вины в который уже раз мешало ему сделать первый шаг в её сторону.
Семьдесят долларов за разорванную форму уже лежали в кармане пальто Айви, которое Джейсон забрал с лесопилки, чтобы вернуть девочке. Он видел в окно, как она шмыгнула к дому, - её силуэт был различим отчётливо в круге фонарного света, - видел, как она прикрыла дверь, и как, спустя пару минут, зажгла ночник в своей комнате. Был уже поздний вечер, и Джейсон не собирался заходить к Паунсеттам. Он просто оставит пальто на крыльце. На улице было свежо и ветренно, и Вульф остановился перед соседским домом, как будто раздумывая, стоит ли переступать незримую черту. Кругом было тихо и спокойно, и Джейсон с тоской посмотрел на окно второго этажа, где, как ему показалось, на секунду мелькнула Айви. Заметно хромая, он сделал несколько шагов к крыльцу и нехотя оставил пальто на хлипких перилах - эта вещь казалась теперь единственным связующим звеном между ними, и Джейсону жаль было расставаться с ней. Он снова посмотрел на плотно зашторенное окно и, сунув руки в карманы, побрёл к своей калитке, как вдруг услышал густой, хриплый кашель, откуда-то сверху.
Оливер Крэнк - одинокий старик, живущий по соседству с Паунсеттами, кажется, с незапамятных времён. Он был известен своим умением влезать во все дела, особенно те, что его не касались, и высказывать своё мнение по любому поводу и в любой ситуации. Старый Крэнк редко выходил в город, предпочитая осматривать окрестности со своего балкона, где он обыкновенно располагался в кресле с армейским биноклем в руках. Джейсон уже не раз замечал пристальное внимание старика к соседям, и даже спрашивал Айви, не раздражает ли её этот соглядатай, но всякий разговор об этом заканчивался шуткой: что взять с одинокого вздорного старика? И вот сейчас Вульф видел в сумерках, как Оливер зашевелился, неуклюже поднимаясь со своего кресла, по-старчески скрючившись и кашляя глухо, перемежая кряхтение тихими ругательствами.
- Будьте здоровы, - мрачно произнёс Джейсон, поглядывая наверх. - Мистер Крэнк, вы вообще когда-нибудь спите?
Старик остановился, перевешиваясь через скрипучие балконные перила, слепо вглядываясь в полумрак. Вверх взметнулся узловатый палец, и Оливер снова громко откашлялся.
- А тебя никто не спрашивает, - грубо ответил старик. - Что ты всё бродишь в потёмках под соседскими окнами, как попрошайка? Давно пора уже оставить девочку в покое, ни стыда, ни совести...
- По-моему, это не ваше дело, - нахмурился Джейсон и неловко ускорил шаг.
- Конечно, - не унимался Крэнк. - За бедную сироту просто некому заступиться. Отец-алкоголик, и куда только смотрит полиция, да и ты ещё мотаешься, как собачий хвост, не даёшь проходу...
Джейсон раздражённо передёрнул плечами, но отвечать ничего не стал - вздорный старый болван, не станет же он с ним ругаться. Вдруг сзади послышался странный шум и хруст веток, и Вульф резко обернулся, вглядываясь в темноту.
- Мистер Крэнк? - он сделал шаг вперёд, уже примерно понимая, что произошло со стариком. - А, чёрт возьми!
Оливер лежал на земле под балконом, тяжело дыша и как-то растерянно хватаясь рукой за грудь. Похоже, старику стало плохо, и он просто упал, перевесившись через ограждение. Заметных травм Джейсон не видел, и судя по тому, как Крэнк судорожно хватал ртом воздух, крутя головой, и слабыми пальцами рвал воротник, он только что схлопотал сердечный приступ.