Полуденное солнце ярко бликует прямо в глаза, отражаясь от старенького табло, где электронные цифры показывают сейчас 5:1 в пользу "Маури", команды из Касл-Рока, приехавшей на товарищеский матч к эшбернским "Тиграм", и трибуны негодующе гудят - "Тигры" упустили преимущество ещё в самом начале, и теперь наверняка позорно проиграют товарищеский матч на своём же поле. Тренер вскакивает со скамейки, воздевая руки к проклятому табло, и по губам ясно видно, какие именно ругательства заглушает сейчас гомон болельщиков. Джереми кривится, покачивая головой, и складывает ладонь козырьком, прикрывая глаза от солнца. Его не интересует счёт, он считает эту игру бессмысленной беготней неудачников по полю в попытках дать выход нереализованным амбициям, и ему плевать, проиграют ли "Тигры". Он смотрит на время, короткую строку на самом верху старенького табло, говорящую о том, что до конца матча осталось двадцать минут. Хартманна интересует только это, и рассмотрев время, он поспешно поднимается с места, и направляется к правому спуску с трибуны, подальше от глаз беснующегося по полю тренера, протискиваясь между рядами.
- Хартманн, сукин ты сын, посади куда-нибудь свою чёртову задницу! Мы проигрываем, какого хера ты мотыляешься по трибунам?
Эштон Берти, семнадцатилетний имбецил, умеющий только носиться по полю с мячом в руках, грубо пихает его в бок, и Джерри стискивает зубы, спеша пройти мимо. Берти получил травму в конце весны, и его не допустили к сегодняшнему матчу. Конечно, он думает, что будь он там, на поле, "Тигры" без труда разделались бы с соперником. Думает, что без него не обойтись. Тупой ублюдок, ему недолго осталось топтаться по этой земле. Всем им недолго осталось.
Узкие ступени уходят вниз, и Джерри поспешно спускается с трибун. Матч подходит к концу, и всё внимание сейчас на поле, так что даже старина Барри, дотошный школьный охранник не смотрит сейчас на мальчишку, ловко скользнувшего прямо под трибуны. Здесь гораздо темнее, и Хартманн щурит синие глаза, привыкая к новому освещению. Узкие перекрытия едва позволяют протиснуться вперёд, и Джерри приходиться наклоняться, сутулясь и разворачивая плечи, чтобы не зацепить несущие конструкции. Сквозь узкие щели наверху видны ботинки сидящих на трибунах болельщиков, беспокойные ноги топают и стучат, выдавая нервозность и азарт, и юноша кривит губы в улыбке, думая о том, чо сегодняшний день запомнится этому городу чем-то куда более страшным, чем позорный проигрыш футбольной команды.
Он давно готовился к этому дню. Давно ждал возможности, наконец, заявить о себе, и вот до развязки осталось каких-то двадцать минут. Всё уже было готово: закладки со взрывчаткой припрятаны по две под каждым сектором школьных трибун, Хартманн скрупулёзно трудился, собирая их в своём тайном убежище почти три месяца к ряду, и теперь у него оставалось совсем немного времени, чтобы проверить таймеры и потихоньку уйти подальше от футбольного поля, чтобы со стороны наблюдать, как три сотни человек взлетят на воздух. Настало время великих дел. Настало время новых героев. Джерри стирает со лба пот и, удивлённо глянув на мокрые ладони, поспешно вытирает их о синие джинсы. Это его первая попытка, и он, конечно, волнуется. Времени не так много, нужно спешить.
Он смотрит на таймер и проверяет провода - вроде бы, всё в порядке. Матч подходит к концу, скоро объявят время и счёт, и команды выйдут на поле, чтобы пожать друг другу руки и хором исполнить гимн штата. Болельщики поднимутся со своих мест, приветствуя победителей и клеймя проигравших, понятия не имея, что с минуты на минуту все они разом окажутся в проигрыше. Многих покалечит взрывом, кого-то наверняка убьёт. Джерри не стремится уничтожить всех, просто хочет всколыхнуть это давно застывшее болото. Заставить бояться. Заставить дрожать. Каждый из этих убогих людишек считает себя пупом земли, так пусть поймёт, что его жизнь ничего не стоит. Полезно осознать близость смерти, Хартманн думает, что сделает им одолжение. Думает, что приблизит их к истине. И что истина стоит жертв.
Ещё десять минут - и все будет кончено. Юноша выбирается на свет, осматриваясь и поспешно двигаясь к выходу со стадиона. Вдруг взгляд выцепляет на трибуне знакомую фигуру: тёмные волосы, книга в руках, пестреющие на запястье фенечки - Бет Грабер сидит на краю трибуны, скучающе глядя на поле. Холодная лапа страха стискивает желудок, заставляя Джереми замереть на мгновение, вцепляясь в девочку изумленным взглядом. Что она здесь делает, её ведь совсем не интересует футбол? Он чувствует, как нервно дернулась верхняя губа, потом ещё раз, и ещё, чувствует, как всё меньше времени остаётся от пресловутых десяти минут, и прикрывая рукой рот, - будь проклят этот чёртов невроз, - решительно направляется к трибуне, на ходу окликая девочку.
- Ч-ч-что ты т-тут делаешь? - почти кричит, пытаясь заглушить болельщиков. - Н-надо уйти, - настойчиво тянет за руку, разом забывая о том, что всегда не решался вот так вот просто коснуться её. - Я с-серьезно, Бет. Уходим.
Ему плевать, что она не ожидает его увидеть и смотрит испуганно и изумлённо, и плевать даже на то, что пара ребят помладше обернулись на них с нижней трибуны. Он всё просчитал, обо всём подумал, но Грабер не должна была сидеть сейчас на чертовом стадионе. Он же слышал её разговор, Бетси должна была ехать с отцом в Портленд. Судья объявляет завершение матча, и трибуны взрываются недовольством: "Тигры" уступили сопернику с позорным счетом 5:1, и Хартманн снова тянет девочку за рукав.
- Времени м-мало, Бетси. Ид-дём.

Книга падает из рук девочки, и Бетси тянется вслед за Джерри, как будто в полусне, так что парень останавливается на секунду, опасаясь, что она просто упадет с лестницы, повиснув у него в руке. Совершенно безразличный взгляд пугает его: Бет и раньше не была слишком уж жизнерадостной, но теперь этот взгляд и вовсе напоминает призрака. С тех пор, как ублюдок Стивен Мэдли сбежал из Эшбёрна, - не без его, Джерри, помощи, - девочка будто бы вовсе потеряла интерес к происходящему вокруг. Хартманн считает, что это хорошо, что это - первый шаг на пути к высшему осознанию, ведь всё великое приходит к нам через боль. Он думает, что мог бы разъяснить это Бетти, но сейчас совершенно нет времени: команды уже собираются на поле под раздосадованные крики зрителей, недовольных исходом встречи, вот-вот заиграет гимн. Он ведь всё рассчитал, ошибки быть не может, и если Бет не соберется сейчас и не заставит себя бежать быстрее, то ему, вероятно, придется, нести её на руках. Её не должно было быть на этом матче. Не должно было быть в городе вообще. Какого черта старый ублюдок Грабер изменил свои планы?
Минуя невысокое ограждение за стадионом и поймав на себе удивленный взгляд школьного охранника, которого Джереми едва не сбил с ног, подростки выбежали на пустырь, и Хартманн обернулся, мысленно ругая себя на все лады. Это не по плану, совсем не по плану... По плану он должен был выскользнуть незаметно, не привлекая лишнего внимания, и скрыться от чужих глаз, а теперь этот дубина наверняка запомнил его. Впрочем, заложенной под трибунами взрывчатки должно хватить, чтобы охраннику не пришлось никогда больше давать показания, мысли об этом успокаивают Джерри. Он снова оглядывается, прикидывая, насколько далеко они уже успели отбежать, и поджимает губы, чувствуя, как сомкнулись челюсти и напряглись желваки. Недостаточно, нет, недостаточно, но Бетси теперь не бежит вовсе, словно прямо на ходу теряя силы. Девичья рука выскальзывает из его ладони, и Хартманн останавливается, резко оборачиваясь, глядя на то, как Грабер склоняется, болезненно держась за живот. 
- Нам нельзя останавливаться, Бет! - юноша подходит ближе, пытаясь снова взять её за руку. - Ты не понимаешь... Нам нельзя... Ч-ч-чёрт возьми, Б-бетси, я н-н-не хочу вести тебя силой!
Счёт идет на секунды, и времени больше нет. Джерри подходит ближе, чтобы взять девочку на руки, раз она сама не может бежать, как вдруг левая трибуна взрывается громким хлопком, выбрасывая высоко над стадионом столб оранжевого пламени. Хартманн замирает, завороженно глядя на яркое зарево, перемежающееся клубами густого серого дыма. Оплавленные ошметки старых кресел разлетаются в воздухе, полыхая издалека, как рождественские пчёлки-петарды. Те самые, которыми ублюдок Райан Льюис так любит исподтишка бросаться во всех подряд. Однажды он швырнул такую в плечо Джереми, испортив куртку и оставив на ладони Хартманна неприятный ожёг, когда тот пытался погасить занявшийся на рукаве огонек. А вот и сам Льюис бежит по полю странной рваной траекторией, нелепо расставив руки. На нем горит футболка и полыхают волосы, но за криками паники, охватившей стадион следом за языками пламени, его отчаянных воплей совсем не слышно. Взорванная трибуна превращена в месиво, и запахи паленой кожи и пластика быстро разносит поднявшийся ветер. Суматоха и паника берут верх над разумом, и люди отчаянно мечутся прямо в огне, а мелодия гимна всё продолжает играть, как будто насмешка над воцарившимся здесь безумием. Джереми смотрит с восторгом, не в силах оторвать взгляд. Он думает, что это похоже на горящий муравейник, или вроде того. Думает, что это, возможно, лучшее, что ему доводилось видеть или представлять себе даже в самых смелых фантазиях. Где-то внутри, за солнечным сплетением, сжимается плотный ледяной ком, медленно опускаясь вниз тягучим спазмом. Хартманн замечает, что вторая трибуна так и не взорвалась, похоже, не сработал таймер, или в контактах что-то не так, и юноша с досадой стискивает зубы: слишком много выживших, и это тоже совсем не по плану. Откуда-то уже доносится вой полицейской сирены, и думая о том, что они с Бетси на этом пустыре уж слишком заметны на фоне всеобщего хаоса, Джерри хватает ошарашенную девчонку на руки, спеша уйти к лесу, подальше от чужих взглядов.
Когда первый рубеж широких древесных стволов смыкается за спиной, давая иллюзию укрытия, Хартманн, опускает Грабер на ноги и, прислонившись спиной к одному из деревьев, старается унять разбушевавшееся в груди сердце. Огненное зарево ещё стоит перед глазами, Джерри кажется, что он по-прежнему слышит едкий горелый запах, и что крики ужаса и боли со стадиона всё еще доносятся до него здесь, в лесу. Много выживших, слишком много, и если старый охранник в их числе, он непременно расскажет копам, что видел, как они с Бетси убегали прочь перед самым взрывом. Наверняка их видел кто-нибудь ещё, народу было слишком много. Наверняка кто-нибудь догадался. Джереми чувствует, как к горлу подкатывает тугой горький ком и с трудом сдерживает навязчивую тошноту. В ушах нарастает гул, губа дергается беспрерывно, и глядя на свои руки, юноша отчетливо видит, как подрагивают побелевшие пальцы. Как же вышло, что он допустил столько ошибок, ведь план казался таким простым? Он же все продумал, все рассчитал... Когда же все его расчеты пошли к чертям? "Мне конец, - думает Хартманн, до крови кусая изнутри нижнюю губу и морщась от боли. - Копы будут меня искать и, конечно, найдут. Меня может сдать кто угодно. Это конец".
Он смотрит на девочку, думая о том, что и она наверняка уже догадалась о его причастности к взрыву. Думает, что есть только одно место, где они могут переждать, и Бетси, сама того не понимая, прекрасно знает, где оно, ведь однажды они с Айви уже подошли к его убежищу достаточно близко. Джерри думает, что им нужно спешить.
- Ты видела, Бет? - он смотрит на девочку во все глаза и во взгляде отчетливо читаются триумф и безумие. - Н-н-невероятно, да? Теперь к-каждый знает, что смерть - н-никого не оставит. Что достанется всем. Это н-настоящая философия, п-понимаешь, Бетси?