Была почти полночь, когда Джейсон, услышав на улице странный шум, выглянул в окно. Было совсем темно, и единственный фонарь, тускло светивший у подъездной дорожки, слабо освещал кусты шиповника, высаженные вдоль улицы недалеко от соседского дома. В этих кустах, ломая колючие ветки и неуклюже пытаясь воздеть себя на ноги, беспомощно возился вусмерть пьяный Берт Паунсетт. Впрочем, как и практически каждую ночь. Вульф вздохнул, качая головой, и, набросив на плечи куртку, вышел из дома.
С тех пор, как Айви уехала в Миннесоту, к неожиданно объявившимся там родственникам, прошло почти полтора месяца, и с тех пор не было, кажется, ни одного дня, чтобы её отец не напился в хлам. Джейсон никогда не оправдывал пьянство Берта, считая его просто бесхарактерным и слабовольным, но чисто по-человечески теперь жалел его: с отъездом единственной дочери, какими бы ни были их отношения, Паунсетт остался совершенно один. И это бесконечное одиночество теперь доедало остатки его и без того дырявой душонки, не оставляя несчастному даже намёка на надежду. Он катился в пропасть, и должно быть, охотно пожежал бы ускорить это падение, имей хоть какой-то запас решимости. Но к счастью, или к сожалению, Берт Паунсетт никогда не слыл смельчаком.
Сам Джейсон ничего не знал о том, как Айви устроилась на новом месте, и не получал от неё вестей. Как-то раз в пьяном приступе откровения Берт показал ему единственное присланное ей письмо, где очень сухо и коротко было написано о том, что Айви жива и здорова, не собирается возвращаться в Эшбёрн и нет нужды её уговаривать. Паунсетт сказал тогда, что чертовски рад за неё и жалеет только, что сам не сумел дать ей лучшей жизни. А Вульф просто промолчал, не желая больше ворошить прошлое. С той самой ночи, когда Айви услышала последние слова старого Крэнка и нашла в его доме свои фотографии, он знал, что эта зацепка уже не отпустит девочку. А когда из Миннесоты, наконец, пришли вести о родственниках матери, готов был дать голову на отсечение, что Айви уедет из ненавистного ей города, как только появится такая возможность. И когда она появилась, мужчина даже пытаться не стал её отговаривать.
Это было странно, но ожидаемой досады из-за её побега не было. Джейсон знал, что не последует за девочкой, и она это знала. Не было прощания, объяснений - ничего того, о чем можно было бы вспоминать с тоской или горькой обидой. Он ничего не мог ей дать, и сделать её полноценной частью своей жизни тоже не мог, а Айви, так отчаянно стремившаяся заполнить собой всё вокруг, не была бы согласна на меньшее. И видя, как девочка вышла к дороге, поправила за плечами набитый своим небогатым скарбом рюкзак и обернулась, глядя на его окна, Джейсон не зажёг свет и не вышел, чтобы остановить её. А она, кажется, и не ждала, что он выйдет.
Конечно, Вульф слукавил бы, если бы сказал, что позабыл Айви на следующий же день. Они были близки, и его привязанность к девочке, так отчаянно добивавшейся его внимания и так же усердно потом пытавшейся его отрицать, не прошла бы сама собой. Время от времени Джейсон перебирал в памяти всё то, что они пережили вместе, однако приятных воспоминаний было немного, а осознание того, что Айви теперь достаточно далеко, чтобы не попадаться ему на глаза и не напоминать о себе, как больно саднящая под кожей заноза, позволяло воспринимать её уход как нечто логичное и своевременное. Не нужно было больше давать обещаний, выполнить которые всё равно не удастся, не нужно оглядываться на чужое мнение, не нужно бесконечно выбирать - удивительно, но жизнь Джейсона вернулась в прежнее русло, и мысли о прошедших месяцах больше не навевали тоску. И уж точно он не чувствовал себя брошенным, в отличие от соседа, которого отъезд Айви подкосил по-настоящему.
Мужчина подошёл к соседскому дому и, схватив Берта за ворот просаленной, давно не стиранной куртки, вздёрнул на ноги, выволакивая на дорогу.
- Берт, твою же мать, - с укоризной выругался он, морщась от резко ударившего в нос запаха. - Совсем оскотинился...
Не обращая внимание на бессвязное бормотание, Джейсон затащил соседа на крыльцо его совсем запаршивившего домишки и, толкнув дверь, которую Паунсетт давно уже не запирал на замок, должно быть, просто потеряв ключи, завалил пьяницу на промятый диван в гостиной, укладывая лицом вниз, чтобы Берт не захлебнулся, если ему приспичит блевать. В доме было грязно, воняло нечистотами и испорченной едой, и Джейсон брезгливо посмотрел на тут же захрапевшего соседа. Почти каждый вечер он находил его валяющимся где-то в канаве и каждый вечер притаскивал домой - оставлять несчастного пьянчугу на улице в собственных соплях и блевотине было жалко, ведь когда-то и Берт был человеком. Был нужен кому-то. Пушистый кот, завидев Вульфа, принялся тут же виться у ног, мурлыча и настойчиво приваливаясь тёплым боком, и Джейсон наклонился, чтобы почесать его. Паунсетт давно уже не кормил его, а той еды, что можно было поймать или выудить из мусорного бака, привыкшему к домашнему содержанию коту явно не хватало, так что приходу Джейсона он был рад всегда, зная, что мужчина пожалеет и обязательно накормит его.
- Пошли, попрошайка, - Вульф направился к выходу, маня за собой разом оживившегося в предвкушении кота. - Найду для тебя что-нибудь.
Они сидели в кухне: Джейсон - за столом у окна, а кот - у двери, склонившись над тарелкой, куда мужчина выложил остатки своего ужина. Запечённая рыба, похоже, пришлась хвостатому по вкусу, и Джей с улыбкой наблюдал за тем, как он уплетает её, то и дело облизываясь и довольно помявкивая, время от времени поглядывая на Вульфа, как будто опасаясь, что он может передумать и отнять еду, хотя кормление соседского кота давно уже вошло у него в привычку. Тео не было дома, он отпросился на ночь к школьному другу, и Джейсон не возражал. Он не возражал бы даже, реши Тео под этим соусом свинтить на какую-нибудь вечеринку, лишь бы не лишать сына возможности общаться со сверстниками, прекрасно осознавая, как много для подростков значит возможность быть среди своих.
Вульф обернулся к окну, слыша, как на улице поднялся ветер, и удивлённо изогнул бровь, глядя на то, как растущее возле дома дерева клонится почти к самой земле, и как трещат его ветви, сгибаясь под каждым порывом. Он не заметил, в какой момент погода так резко испортилась, и озадаченно покачал головой: ветер налетал с такой силой, что грозился, кажется, оборвать провода, а бензина для генератора могло и не хватить, если ночью вырубит электричество. Джей поднялся, ближе подходя к окну, как вдруг услышал, как кот за его спиной низко и страшно зашипел и грохнул опрокинутой тарелкой. Он обернулся, видя, как зверь, дугой выгнув спину и вздыбив веером серую, словно наэлектризованную шерсть, рванул по лестнице на второй этаж, испугавшись чьего-то незримого присутствия, когда в дверь громко и настойчиво постучали. Услышав из-за двери голос, упомянувший сына, Джей вылетел на крыльцо, почти нос к носу столкнувшись со стоящим у двери незнакомцем.
Он видел этого человека впервые, но достаточно отчётливо услышал его слова, чтобы не переспрашивать и не выяснять детали. Чёрт знает, что Тео мог забыть ночью в лесу на болоте - подростков всегда тянет на странные приключения, об этом некогда было думать. До Дак Лейк было недалеко, но на машине туда бесполезно соваться, его пикап не проедет по узкой лесной тропе. Наверное, стоило подумать о том, чтобы позвать подмогу, но сердце в груди уже отчаянно молотило, отзываясь в висках оглушительным гонгом и мешая рассуждать здраво: его сын был в опасности, нуждался в нём, и Джейсон, позабыв о куртке и о распахнутой двери, рванул к лесу, едва ли не сбивая с ног странного незнакомца.
Ночь была ветренной и по-осеннему холодной, но Джейсон, разгоряченный бегом, не чувствовал холода. Он вломился в чащу на полном ходу, и только когда деревья, обступившие со всех сторон и закрывавшие кронами и без того почерневшее от туч небо, перегородили единственную узкую тропу, остановился, упираясь ладонью в шершавый ствол старой сосны и, переводя дух, огляделся, стараясь сориентироваться и не потерять направление. Если он продолжит бежать в том же темпе, то меньше чем через десять минут будет у болота, главное не заплутать в темноте. Джейсон закашлялся, холодный воздух царапнул горло, мужчина прищурился, всматриваясь в темноту, и двинулся вперёд, один за другим минуя трещащие от ветра деревья. Непогода бушевала. Казалось, небо вот-вот разразится грозой, и высокие кроны опасно качались над головой, то и дело сбрасывая на землю сухие ветви, от которых Вульфу приходилось теперь уворачиваться на бегу. Он вдруг подумал о том, что не заметил, в какой момент незнакомец отстал от него, и какое вообще отношение он может иметь к его сыну. Просто увидел увязшего в болоте парнишку и побежал за помощью? А почему не помог сам? Или дело вообще не в болоте, и мужчина назвал это место просто как ориентир? Чем дольше Джейсон думал об этом, тем больше всё происходящее напоминало ему западню. А ведь он мог просто позвонить родителям Дэнни и узнать, дома ли мальчики, а не кидаться в лес, очертя голову. Но мысли о том, что сыну, возможно, действительно нужна его помощь, начисто лишали мужчину способности рассуждать трезво.

Волк оставил Джейсона, отпрыгнув в сторону, и мужчина, воспользовавшись моментом, подобрался, приподнимаясь с земли и восстанавливая сбившееся дыхание, занимая наиболее устойчивое положение, и поудобнее перехватил липкую и горячую рукоятку ножа. Он точно знал, что ранил зверя, - нож дважды вошёл в жёсткую седую шерсть по самую гарду, и кровь волка липко чувствовалась сейчас на сведённых судорогой пальцах, - но насколько серьезными были повреждения, и дало ли это Вульфу пару лишних шансов на спасение, понять было невозможно. Зверь тоже как будто переводил дух, и стая в смятении отступала, ворча и тревожно поглядывая на него, словно сознательно не желая встревать в схватку между вожаком и заранее обречённым на смерть человеком. Джейсон чувствовал, как в груди от удара сильными лапами как будто бы застыл тугой ком, расправить лёгкие во всю мощь не получалось, и дыхание вырывалось изо рта хрипом. Он знал, что не переживёт следующего броска волка, и когда тот сорвался с места, с небывалой для своих размеров и веса лёгкостью, мужчина только выставил перед собой нож, надеясь напоследок ещё хоть раз уязвить лезвием громадного зверя.
Вдруг что-то переменилось, неуловимо и непонятно, но даже Джейсон, несмотря ни на что, уловил это - как будто воздух, густой и осязаемый в вязком тумане, рванулся разом, с тихим свистом разрезаемый невидимой тонкой струной. Огромный зверь, только что готовый, кажется, разорвать Вульфа на клочки, вдруг безвольно осел на землю, словно у него разом отнялись все четыре лапы. Здоровенная туша, наполовину скрытая теперь клубящимся у самой земли бледным маревом, сотряслась крупной дрожью, лобастая голова качнулась в отчаянной попытке приподняться, когда всё тело волка вдруг разом пришло в движение, и жалобный болезненный полухрип-полустон вырвался из приоткрытой звериной пасти. Джей вдруг подумал, что можно воспользоваться сложившимся положением и попытаться добить волка, надеясь, что остальные, убедившись в его уязвимости, скорее решат воспользоваться готовой добычей и оставят неугомонного человека в покое, но тело зверя содрогнулось снова, и Вульф замер в оцепенении, не веря своим глазам.
Мгла вокруг туши сгущалась, как будто обволакивая зверя, но даже сквозь обманчивую дымку тумана, Джейсон отчётливо видел, как деформируется, буквально выворачиваясь наизнанку, тело белого волка. Шкура лопалась, словно от сильного жара, кости прорывали её со всех сторон, и седой мех моментально окрасился ярким багрянцем. Вот Вульф отчётливо увидел часть распахнувшейся грудной клетки, увидел, как зашевелились лоснящиеся сизые внутренности, разом лишившиеся поддержки, стремясь теперь вывалиться с края зияющей раны. Зверя ломало и рвало на части, хруст костей и свист рвущихся органов перекрывал вопль отчаянной боли, от которого всё внутри холодело и сжималось: Джейсон не мог и вообразить себе, что живое существо вообще способно испытавать такие страдания. К горлу подкатил горький ком, и мужчина с трудом подавил рвотный позыв, интуитивно прикрывая лицо рукой - едкий запах желчи и воспалённой плоти ударил в нос. Вульф хотел отвернуться, но туман, теперь действительно густой от кровавой взвеси, влажно качнулся, открывая взгляду тяжело поднимающуюся, выпрямляющуюся во весь рост человеческую фигуру, и Джейсон растерянно отступил, совершенно отказываясь верить в то, что теперь видели его глаза.
Высокий, на вид молодой мужчина поднялся из густой мглы, возвысившись над ошмётками некогда принадлежащего волку тела, и смотрел теперь на Джейсона с той же ненавистью, что ещё совсем недавно плескалась в яростно-желтых глазах волка. Вульф не успел ничего понять, только почувствовал удар, куда-то в челюсть и тяжело повалился навзничь, выронив нож. Затылок жёстко пришёлся в землю, и Джей зажмурился от звенящей боли, пронзившей шею и голову. А когда через мгновение над ним склонился мужчина, - кажется, тот самый, что заманил его в лес, позвав на помощь сыну, - Вульф только и смог, что сжать кулаки - в следующую секунду, когда рука незнакомца коснулась его лица, Джейсон провалился в небытие.
Звон бьющегося вдребезги стекла был первым, что послышалось Джейсону сквозь монотонный шум, заполнивший собой окружающий его мир, мир, сжатый, кажется, до размера куба, в стены которого мужчина упирался сейчас, расставив в стороны руки и ноги. В этом узком пространстве, лишенном источников света, царила тьма, непроглядная настолько, что её, казалось, можно было ощутить физически: скрутить в пальцах, растянуть, скомкать - Джейсон трогал руками черноту вокруг, словно пробираясь куда-то на ощупь, понятия не имея о преследуемой цели. Движение было обманчивым: он, как во сне, словно завис, не в силах преодолеть сопротивление тугого вязкого киселя, и не мог ни на миллиметр сдвинуться с места.
Звон тысячи осколков звучал всё громче, словно приближаясь, и в какой-то момент Джейсон отчётливо почувствовал, как острые грани начали жалить его со всех сторон. Стеклянное крошево мелкой дробью билось в него, засаживаясь под кожу, каждый осколок саднил и раздражал, и не в силах справиться с этим ощущением, Вульф весь скукожился, сжался в тугой комок, пытаясь спрятаться от шквала атакующих его осколков. В голове всплывали смутные образы: плохо освещённое помещение, узнаваемое больше по запаху, чьи-то тихие шаги рядом, прикосновение к ладони чьей-то холодной руки. Джей отчётливо различил большое зеркало в старой резной раме, облупившейся от времени, и неопреодалимая сила вдруг словно швырнула его вперед. Неловко выставив вперёд руки, Вульф с силой ударился в зеркало, чувствуя, как где-то под его локтем хрупкая гладь пошла трещиной. Рваный узор расходился по зеркалу с пугающей скоростью, испещряя поверхность сотнями крошечных зигзагов, сошедшихся посередине в большую зияющую дыру, из которой вдруг показалась длинная и тонкая паучья лапа. Уже прекрасно понимая, что всё это обозначает и к чему ведёт, Вульф прижался спиной к разбитому зеркалу, что было сил пытаясь не дать мерзкому существу выбраться из рамы, чувствуя, как тонкие лапы остро впиваются ему в плечи, взбираясь по нему вверх...
Он не помнил, чем кончилось это видение, но когда звон в ушах стих, и перед глазами вновь возникло лицо незнакомца, Джейсон ощущал только мертвецкую усталость. Теперь он прекрасно осознавал, что всё происходящее - продолжение той самой истории с проклятым подвалом, в котором, сам того не желая, Вульф соприкоснулся с чем-то запретным, невольно поспособствовав его приходу в этот мир. Избавившись от паразита, на время взявшего под контроль его тело только для того, чтобы выбраться из заточения, Джейсон ошибочно полагал, что оставил эти события в прошлом. Он и подумать не мог о том, какую цену за эту неосторожность ему придётся теперь заплатить.
Слова незнакомца терялись где-то в тумане, едва касаясь сознания Вульфа. Мужчина, всё ещё оглушенный видением, неподвижно лежал на земле, прислушиваясь к шуму крови в собственных венах. Чувство обречённости заполняло собой лёгкие и тягостно, словно вьюга в морозную зиму, подвывало где-то в груди. Ему жаль было умирать, но кажется, ничего другого не оставалось, и всё-таки когда волки бросились на него всей стаей, он пытался отбиваться, заранее понимая, что не сумеет отсрочить свою незавидную участь. Он несколько раз ударил, не глядя, чувствуя, как кулаки натыкаются на острые зубы, наугад пнул одного из зверей мыском ботинка и, перевернувшись на живот и прикрывая голову руками, поспешно попытался отползти в сторону, но не сумел: сильные челюсти сомкнулись под коленом, разом перерезая сухожилия, другой зверь схватил его за плечо и рванул, выгрызая кусок тугой мышцы. Оглушенный болью и собственным криком, мужчина заметался, натыкаясь по очереди то на одного, то на другого волка, тщетно закрываясь руками и подтягивая к животу искусанные ноги. Один из зверей оторвал ему ухо, другой вцепился в бок, и Джейсон отчётливо ощутил, как скрежетнули по ребру безжалостные клыки. Вульф почувствовал, как животное вгрызается в его плоть, цепляя и вытягивая наружу тугие кишки, ещё двое зверей рвали скальп, вцепившись в волосы. Пытка казалась вечностью, но всему приходит конец, и прежде чем умереть, Джейсон осознал вдруг, что давно уже не кричит, и явственно почувствовал, как сомкнулись веки...
Очередная волна резкой боли частой судорогой скрутила изувеченное тело, и если бы Джейсон мог что-то соображать сейчас, то решил бы, наверное, что это ад. Кровь, обильно сочащаяся из вен, вспоротых сотнями острых зубов, вскипела, бурля и булькая на порванной коже, разом напряглись истерзанные мышцы, и сердце гулко ударило в грудную клетку. Медленно возвращавшийся к жизни мозг не справлялся с болезненными спазмами, и каждая вспышка жгучей, всепоглощающей боли заставляла мечтать о смерти разорванное тело ещё не пришедшего в сознание Вульфа. Боль была бесконечной, подавляющей, но совершенно не похожей на ту, что терзала Джейсона десятком звериных челюстей. Нет, эта боль шла изнутри, перемалывала кости, рвала и тянула тугие жилы, выворачивала наизнанку всё нутро, обжигая кожу, и когда каждый нерв, наконец, отозвался на эту безумную, нечеловеческую пытку, истошный вопль так и застрял где-то а горле, царапая и обжигая гортань, потому что порванные связки отказывались издавать звук.
Его рвануло вперёд, кожа на спине натянулась и лопнула, обнажая разом заострившиеся деформированные позвонки. Суставы выворачивались один за другим, страшно хрустнула челюсть, ломаясь и вытягиваясь, и дёсны обнажились кровавым месивом - на месте прежних зубов, небрежно осыпавшихся на прелую листву, уже появились клыки, длинные и острые. Кровоточила каждая пора, кровь текла из глаз и ушей, заполняла рот густым металлическим вкусом, но не срыгнуть, ни сплюнуть Джейсон не мог, и только давился, нелепо раскрывая широкую пасть и беспомощно вываливая длинный язык. Боль пронзала раз за разом, от кончиков пальцев до кончиков ушей, и совершенно сбитый с толку Джейсон метался кровавым клубком по земле, не зная, куда деться от этой боли. Он не мог подняться на ноги, вместо рук в землю упирались широкие лапы, и не справляясь со своим обновлённым телом, Вульф несколько раз просто рухнул ничком, не понимая, как он теперь вообще должен двигаться.
Когда болезненные спазмы начали стихать, и дрожь во всём теле прекратилась, позволяя перетруженным мышцам, наконец, расслабиться, Джейсон лежал на земле, привалившись боком к широкому стволу старой осины. Тумана больше не было, вокруг по-прежнему чернел лес, и в расходящихся по небу лоскутах серых туч отчётливо виднелся округлый бок бледной луны. Вульф хрипло выдохнул и поднялся, ещё некрепко стоя на четырех лапах. Он не мог увидеть себя со стороны, только густую бурую шерсть, покрывающую бока и массивные лапы, и хотя сознание не готово было признать произошедшее, Джейсон понимал, насколько он теперь изменился.
Чуть поодаль стоял тот самый белый волк, что едва не разорвал его прежде, но теперь он почему-то не казался больше таким огромным. Возможно, потому что сам Вульф стал крупнее. Понуро опустив тяжёлую голову, новорожденный оборотень сделал шаг в сторону белого, не до конца понимая, что он теперь должен делать. Слабая надежда на то, что всё происходящее - сон, или бред его предсмертной агонии, таяла с каждой секундой, по мере того, как Джей увереннее начинал чувствовать собственное тело. Нет, он был жив, его звериная форма каким-то чудом залатала все прежние раны, и только от взгляда на луну, бездушное ночное светило, где-то в груди болезненно ныло и тянуло, и поддаваясь странному порыву, волк вскинул голову к небу и протяжно и хрипло завыл.

Мир переменился, и Джейсон теперь совершенно отчётливо это чувствовал. Нет, небо оставалось небом, и тучи по-прежнему роились на нём, обнажая то и дело игривые искорки холодных звёзд и бледную щёку полной луны. И лес по-прежнему высился вокруг, густой и мрачный, и город жил своей странной жизнью, и хотя Вульф не слышал этого, он точно знал, что там, за линией высоких сосен, за узкой тропой и поваленным старым деревом, Эшбёрн готовился к проводам этой холодной октябрьской ночи. Знал, что у кромки далёкого горизонта вот-вот вспыхнет алым маревом самый первый рассветный луч.
Джейсон прислушивался к отголоскам собственного воя, медленно таявшего среди высоких крон, пытаясь понять и принять это новое, родившееся а мире вместе с его звериной сущностью. Решительно всё теперь было иначе: луна казалась больше и ближе, лесной ковёр под сильными лапами пружинил бесшумно, словно неосторожный человеческий шаг никогда прежде вовсе не касался его. Джейсон слышал, как ветер шевелит каждый листок на ветках, слышал, как копошатся в коре неугомонные насекомые, как корни вековых деревьев прорастают вглубь земли на многие метры, и как роятся среди них грызуны и черви. Казалось, его слуху доступен теперь любой шорох, и от обилия звуков, окруживших со всех сторон, Вульф терялся, ещё не умея сосредоточиться и сконцентрировать внимание на чем-то одном.
Он с недоверием смотрел на белого волка, стоящего сейчас рядом с ним немым стражем, не до конца понимая, насколько они с ним похожи теперь, и как вообще он должен себя вести. В жёлтых глазах седого зверя всё ещё тлел огонёк ярости, и Джею казалось, что самого незначительного раздражителя хватило бы, чтобы эта крошечная искра взорвалась неудержимым всполохом. Он отлично помнил, как совсем недавно волк одним ударом сбил его с ног, как от давления сильных лап в груди перехватило дыхание и как у самого лица клацнули челюсти. Вульф ещё плохо знал своё новое тело, и потому не мог сказать наверняка, чувствует ли он в себе силы потягаться с седым волком, но когда тот огрызнулся, демонстрируя превосходство, Джейсон тоже рыкнул в ответ - раздражённо и коротко, оскалив длинные клыки и набычив лобастую голову.
Он чувствовал возбуждение и злость, зарождающиеся внутри, и вдоль позвоночника будто бы один за другим прокатывались колючие спазмы: Джейсон чувствовал, как вздымается холка и как тугие мышцы перекатываются под обновленной звериной шкурой, как горячеет дыхание в лёгких и как пружинят готовые к прыжку сильные лапы. Слегка затуманенное сознание не давало понять наверняка, но что-то раздражало, что-то заставляло кровь активнее пульсировать в венах, что-то не давало стоять на месте. Вульф сосредоточился на своих ощущениях, прислушиваясь, и вдруг понял - это запах. Крепкий, солоноватый, с ясными медными нотками, он заполнял собой всё пространство и, кажется, именно он так тревожил сейчас растерянного оборотня, не давая взять под контроль разбушевавшееся сердце. Джейсон понял, что это кровь: на поляне она была повсюду, чернела в мрачном лунном свете на пожухшей сырой листве, и этот навязчивый запах щекотал ноздри, заставляя принюхиваться, вдыхать полной грудью, чувствуя совсем лёгкое, едва ощутимое головокружение.
С севера подул ветер, и оборотень повернул морду, интуитивно вытягиваясь, следуя носом за новыми запахами. Ветер принёс дух сырости и гнили - так пахло болото, до которого отсюда было подать рукой, и Джейсон подался вперёд, смутно различая на его фоне что-то ещё, чей-то знакомый запах, до сих пор им незамеченный. Ноздри затрепетали, Вульф приклонил голову к земле, пытаясь отвлечься от запаха крови и уловить этот, отчего-то так сильно волнующий его след.
Он точно знал этот запах, слушал его сосредоточенно и вдумчиво, и, наконец, различил - это был запах Тео. Оборотень ощерился, припадая к земле и почти касаясь носом влажной листвы. Он помнил слова незнакомца о том, что сына здесь нет, но готов был поклясться - мальчик проходил это место. Наделённый внезапной возможностью различать даже слабые отголоски запахов, Джейсон был совершенно уверен, что Тео был на этой самой поляне, и мог теперь идти по следу мальчика, который, судя по всему, огибая болото, двигался дальше через лес. Очевидно, ночёвка у друга была предлогом, и сын отправился на поиски приключений, и Вульф вдруг понял, куда именно он ушёл: хижина Браунов - место, не дающее покоя всем городским подросткам, окутанное ужасом и таинственными историями, да, Тео, конечно, пошёл туда. Джейсон рыкнул с досадой: чутьё подсказывало, что сын в опасности, хотя бы потому, что этот проклятый незнакомец, из-за которого всё это происходит теперь, знал о нём. Только бы он не тронул его, только бы не причинил вреда - мысли вихрем заметались в голове Вульфа, и он, не задумываясь, рванул с места, сходу врубаясь а ближайшие кусты, и помчался вперёд, что было сил, стараясь не потерять услышанный им запах.