Ноябрьский свет бросал длинные тени под ноги играющих перед школой детей. Бэт сидела в излюбленном месте на подоконнике третьего этажа, обхватив колени и прижавшись лбом к леденеющему по углам окну. Она проводила тут почти каждую перемену, прячась от назойливых сверстников, наблюдала, придумывая свои роли играм. Когда толстые стекла не пропускают голоса и так легко представить себя сценаристом и режиссером этого немного кино. Девчонка улыбается легонько, лишь уголками губ, рисуя в голове сюжеты, произнося реплики за всех. Не вслух, не на показ, а для себя. Единственного верного и благодарного зрителя.
Тишину коридора разгоняют торопливые шаги. Грабер легонько вздыхает, прощаясь с одиночеством и подбирается, готовая бежать или терпеть. Она обещала себе больше не плакать. С обещания правда прошло уж года три, но школьнице хотелось верить в себя. Хотя бы в себя, раз в остальных верить уже не получалось. Линялые джинсы слишком обтягивают спустившиеся с подоконника ноги, они просто давно малы, но папа «не виноват, что эта деваха так быстро растет», вытянутые рукава давно потеряли форму, терзаемые нервными пальцами. Привычным движением Бет подтягивает их до локтя и встает, но гость её этажа легонько толкает обратно. Это всего лишь Айви. Нет, не так. Всего лишь — слишком слабое слово для той, что впервые вступилась, что смотрела не сквозь, что видела и говорила с, а не об. Бэт кивает, садясь обратно на пригретое место, прячет смущение за рукой, убирающей непослушные кудри за ухо, под щебетания Паунсетт. Она все еще не привыкла, хотя времени прошло уже достаточно, она просто не знает, какого это быть подругой. Ступает осторожно, будто по мосту, что сделан из стекла одобрения, сжимается на секунды между боязливо брошенной шуткой и смехом чирлидерши, борясь с паникой, почти ожидая, что та, наконец, покрутит пальцем у виска и уйдет.
Айви говорит про девичник, что устроили девочки из группы поддержки. Вроде улыбается, но что-то мелькает в ее глазах, заставляя Бэт податься вперед, слова-приглашение вылетают изо рта, оседая хлопьями запоздалого снега прямо на собственноручно вырытую могилу тринадцатилетки. Зачем она это сказала? Пожалуйста, откажись. Папа никогда не разрешит.
Согласие, как удар судейского молотка, подписывало девчонке смертный приговор, но снова этот странный блеск в глазах подруги. Бэт плелась домой, как на плаху, надеясь, что отец не разрешит. Уж лучше бы не разрешил, чем повел себя как обычно. Ее все равно ждало разочарование в глазах Айви, и пусть бы оно было от того, что ей не довелось побывать в доме Граберов, чем от того, что довелось. В голове полной книжных паттернов рождались миллиарды вариантов развития дружеских посиделок, но ни один не оканчивался хеппи эндом.
Вместо отца школьницу дома ждала записка, вырванный клочок газеты с размашистым почерком поверх фотографии отремонтированного крыла здания администрации. Черно-белое фото сияло свежей побелкой на старом доме, улыбающиеся лица, перечеркнутые сильным нажимом шариковой ручки. Отец писал, что уехал в Портленд по делам, вернется послезавтра и скорее всего заночует в мотеле. Счастью не было предела. Трижды Бэт возвращалась на кухню, перечитывая нехитрые строки, не веря в свою удачу, пока прибиралась в доме и готовилась к визиту подруги. На плите булькало рагу, в духовке запекался окорок, противень с печеньем ждал своей очереди, пока взволнованная Грабер металась по дому, подметая, моя, убирая. Лишь водрузив на стол вазу с цветами, девочка задумалась, не перебарщивает ли она. Ваза блестела сколом на горлышке, цветы бесконтрольно росшие вдоль дома смотрелись жалко. Бэтти окинула взглядом дом и снова приуныла.
Двухэтажный, но очень маленький дом был стар уже тогда, когда достался Граберу за бесценок. От статуса развалюхи его отделяли лишь многочисленные заплатки, поставленные умелыми руками отца. Уставшее от жизни здание давно пыталось уйти на покой, но Аарон вовремя пресекал его попытки: приклеивал обратно оторвавшиеся обои, прикручивал покосившиеся ставни, смазывал вздыхающие петли, приколачивал новые балки поверх надломившихся. Когда-то симпатичный домик давно превратился в подобие монстра Франкенштейна, что стонал на холодном ветру и ворчливо скрипел каждой второй половицей.
Каждая неровность и шероховатость всплывала перед глазами в ответ на вопросы Айви, вынуждая болезненно сжиматься, как от укола иголкой. Большой дом? Нет. Красивый? В мечтах. Соседи? Два полоумных дедка и бабка-кошатница. Заросшие кусты и ромашки вокруг два года назад крашенной веранды. За фасадом дома отец следил куда тщательней, сохраняя его вид чуть выше планки, пресечение которой могло привлекать недовольные взгляды соседей. Вся жизнь этой семьи была фасадом, скрывающим тайны.
— Айви, я…
Вырулив на финишную прямую, Бэт перестала теребить край полосатого рукава и махнула рукой, указывая на дом. Волна стыда, злости и обиды накрывала с головой. Как все подростки, Грабер стеснялась всего, что выходило за рамки «обычного», невозможность изменить что-либо в своей жизни давила, спрессовывая все чувства в плотный комок звенящих нервов.
— Дом старый, — извиняющийся тон и заискивающие глаза выдавали всю гамму неловкости, пока Бэтти искала в портфеле ключи, чуть не выскользнувшие из подрагивающих пальцев, — Но папа его чинит. Пытается.
Скрипнув дверь, медленно отворилась, впервые за много лет пропуская внутрь посторонних. Бет зажмурилась на мгновенье и отступила, пропуская подругу.
— Я приготовила обед. Ты голодна? Еду, правда, придется разогреть, извини за это, пожалуйста.

Вновь разочарование ломает линию губ, слишком остро реагируя на скрип половицы. Айви давит повторно и Бет почти вскидывает руку, чтобы коснуться, попросить не делать так, но опускает, не решившись. Вновь тусклый взгляд обегает дом, подмечая детали, что так бросались в глаза владельцу, но оставались незначительны для чужаков. Дверь закрывается с тихим скрипом, отрезая пути назад, делая факт гостей свершившимся и подтвержденным.
- Ты не могла бы снять обувь? – Бет скидывает старые кроссовки, не глядя, дополняя ими ровный ряд обуви отца, извиняется в сотый раз, - Если тебе не сложно.
Портфель отправляется вместе с курткой на один из крючков на стене. Ни одного одинакового, мешанина цветов, стилей и размеров. Вновь теребя рукав, Грабер прошла вглубь дома, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, следя за подругой. Жадно впиваясь взглядом, школьница искала признаки эмоций на лице Паунсетт, разрываясь между страхом и любопытством.
- Нет, не за то, что приготовила, - как сложно подобрать правильные слова. Ты же писатель, ты должна уметь выражать свои мысли, - А за то, что она вчерашняя. Не все любят гретую еду, - папа не любит, почти срывается, но Бетти лишь облизывает пересохшие губы, неопределенно взмахивая руками, - Но я обычно ем после школы и мне подумалось, что ты тоже захочешь. Вот я и...
- Ладно, - полу вздох для самой себя, как завершение первого шага. Айви не убежала в страхе с первых же секунд, значит можно немного расслабиться. Неуверенно качнувшись на носках, школьница развернулась и прошла к холодильнику, попутно поправив цветы, чтобы не было так сильно видно трещину на вазе.
- Да, считай с самого рождения. Папа снимал этот дом, когда мама меня принесла, - оставила на пороге, как сраного котенка в коробке, поправляет в голове смеющийся голос отца. Морщится вновь в недовольстве нос, укоряя за излишнюю болтливость, - но в общем потом он его купил. Так и живем.
Айви права в доме нет ничего, что выдавало бы хозяйку-подростка. Нет разбросанных вещей, не стояли фотографии на полке давно заколоченного камина, не было ничего, что могло принадлежать Бет. Минимум вещей и мебели, лишь вещи Аарона, инструменты да выцветший текстиль.
Капризная газовая духовка загорается лишь с пятой попытки. Нервничая, девочка чиркала спичкой, поднося к вредному запалу, но огонь никак не хотел разгораться. Бетти ругалась чуть слышно, оглядываясь через плечо, и чуть не обожгла себе пальцы, но, совладав с техникой, поставила греться рагу с окороком. Стол начал пополняться посудой. Целая голубая тарелка с золотым кругом заняла почетное гостевое место вместе с синей же кружкой, себе же Бет поставила обычную белую тарелку и, чуть поколебавшись, поставила на стол свою любимую детскую кружку с Микки Маусом – папа выиграл ей ее однажды на ярмарке. Эту кружку Грабер хранила годами, оберегая и заботясь. Постругав в глубокую пиалу овощи, девочка поставила их посреди стола, подумала немного и передвинула на пять сантиметров влево. Рядом водрузила хлеб и печенье. Идеально.
- А чем ты хочешь заняться после обеда? У меня не очень много опыта в подобных мероприятиях, но я читала «руководство по пижамным вечеринкам», там сказано было, что часто девочки пекут вместе печенье, вышивают, плетут друг другу косички или смотрят фильмы, - брови дернулись к переносице, размышляя, - Только печенье я уже испекла, вышивать не умею и проигрывателя у меня нет.