— Я выгляжу тупо!
Безжалостный свет туалетных ламп высвечивал и без того бледное лицо девчонки, смотрящейся в зеркало. Отражающаяся в глазах, паника дрожала в голосе, что так и норовил сорваться. Тонкие руки то пытались оттянуть подол непривычно короткой юбки, то прикрыть вырез платья.
С самого начала это было дурная идея. Тусуясь, как обычно, в книжном пару дней назад, Бэт краем уха услышала, как сплетничали две женщины у кассы. Никогда особо не интересующаяся подобным, Грабер лишь хмурилась, пытаясь вникнуть в прочитанное, но голос сплетницы упрямо проникал в сознание, вынуждая раз за разом возвращаться к строчкам выше и перечитывать вновь. Писатель? Замерев, Бэт превратилась в слух. Не послышалось ли ей и новички, прибывшие в город не так давно, настоящие писатели? В их Литлтауне? Она должна их увидеть.
Какая удача для провинциального книжного червя. Стивен и Дин. Стив или Дин? Сперва школьница хотела просто познакомиться, пообщаться, спросить совета, но лежа в темноте ночной спальни, Бэт, хоть и не смогла найти ни одной книги из-под пера ни одного, ни второго, представляла себе их встречу. Прекрасную и удивительную, как в книгах в дурацких тонких обложках из раздела «для женщин». Они бы встретились в кафе, а лучше в книжном магазине, разговор, завязавшись сам собой, продолжался бы бесконечно. Они бы говорили всю ночь, а потом, смеясь, удивлялись бы как так вышло.  Она бы стала его музой, и он писал бы и писал, глядя на нее влюбленными глазами над кружкой дымящегося чая. Влюбленный взгляд вовсе не был необходимым условием, но разве нельзя помечтать, когда в окно светит луна, а одеяло так удобно обнимать. Со временем ее писательские навыки бы тоже улучшились, не без его наставлений, и, возможно, спустя годы какая-нибудь девчонка так же будет шептать в ночи имя Бэт Грабер, взбудораженная предстоящей встречей. А если он старый? Внезапная мысль тучей накрыла царствующее на небосклоне наивности солнце, но быстро развеялась под натиском мечтательных дум-лучей.
Чего Бэт не представляла, так это того, что будет обманом пробираться в бар с подругой в нелепом платье. Сказав на входе, что они ищут мистера Паунсетта, Айви протащила подружку в бар, предварительно нацепив на нее одно из своих платьев. Нет, надо признать, что на чирлидерше оно смотрелось отлично, но Бэт была ниже, крупнее и вообще привыкла носить джинсы и кофты с длинными рукавами. Грудь в купленном недавно отцом пуш-ап лифчике практически вываливалась из декольте, юбка, задравшись на более пухлой, чем у подруги, заднице, поднималась куда выше колен. Грабер снова взглянула на себя в зеркало и перевела испуганный взгляд на Айви.
— Меня же кто-нибудь узнает и расскажет папе, — голос предательски дрогнул, но девочка не дала ему сорваться на всхлип. Паунсетт этого не любила, а расстраивать подругу не хотелось.
Задрав кудрявую голову, уверенными движениями Айви мазнула тушью по ресницам, завершая нехитрый макияж, и, покрутив лицо Бэт из стороны в сторону, отпустила, удовлетворившись результатом. Слабые аргументы возражений разбивались об стену чирлидерской уверенности, так как обе девушки знали исход подобного спора.
— Ты же сама этого хотела, так?
— Та-ак.
— Надевай.
Застонав, Бэт отхлебнула большой глоток из принесенной с собой бутылки из отцовских запасов Паунсетт, закашлялась, но отхлебнула еще. Алкоголь обжег горло, согревающим комком скатившись по горлу, и свернулся в желудке теплым котенком, придавая смелости. Она и правда сама этого хотела. Пусть не так и не здесь, но как говорил мистер Нортон, учитель математики в средней школе, что от перестановки слагаемых сумма не меняется. Все будет хорошо. Будет же?
Туфли на каблуке чуть жали в мизинцах, но сели вполне сносно. Грабер покачнулась с непривычки, но устояла и снова посмотрела на себя в зеркало.
— Джессика бы съела свой шиньон от ярости, увидь она меня сейчас.
Бэт подбоченилась и взбила волосы, копируя движения одноклассницы, слишком гордившейся своей внешностью и частенько упрекавшей всех в обратном. Девчонки прыснули хохотом, что резко усилился, отражаясь от натертых кафельных плит барного туалета, но быстро затих. Девчушка отхлебнула еще и выглянула в зал. В баре было довольно много народа, но на первый взгляд лица были не из близких знакомых. Надо было поесть, — запоздало пришла мысль, потонувшая в разливающемся по венам алкоголе. Страх начал отступать, уступая место бесшабашной веселости и фальшивой уверенности.
Распрямив плечи, Бэт улыбнулась подруге и вышла из туалета. Шум толпы смешивался с музыкой, оглушая и сбивая с толку, люди сновали между столиками и баром, кто-то танцевал прям посреди зала. Последний раз одернув юбку, девочка сделала пару неуверенных шагов, оступилась, пьяно хихикнув, но все же продолжила путь к столику, за которым сидели новички. С каждым метром сердце бухало все громче, отбивая ритм в такт звучащей музыке, грудь, выставленная напоказ, тяжело вздымалась, выдавая волнение.
— П-привет.
Расплывшись в улыбке, Бэт неловкр махнула рукой, но мужчины, будучи увлеченными беседой, не обратили никакого внимания. Резко накативший страх поднял привычную волну мыслей, что такая как она все равно не смогла бы понравиться взрослому мужчине. На что она вообще рассчитывала, придя сюда? Повелась на глупые и наивные мечты, как тупая школьница. Ты и есть тупая школьница, — разумной рыбкой плеснулось в голове. Бэт закусила губу и оглянулась в поисках подруги. Айви нигде не было видно.
— Ой, я тебя не задел, милая?
Вздрогнув, Грабер повернулась и уткнулась носом прямо в мужскую грудь. Один из приезжих встал, пока она осматривалась, и сейчас стоял прямо перед ней. Он был так близко, что Бэт чувствовала запах его дезодоранта с привкусом выпитого пива.
— Н-нет, что вы, — краснея против воли, Бэт снова улыбнулась, задрав голову и глядя мужчину снизу вверх, — Я, по правде говоря, хотела спросить.
— Ни в чем себе не отказывай, — рассмеялся писатель, приобняв малышку за плечи и подталкивая к столику, — спрашивай у него все, что хочешь, а мне срочно необходимо отлучиться.
Волнение волнами накрывало брюнетку, не давая вдохнуть. Ноги стали будто ватные и, если бы Дин не придерживал, Бэт позорно распласталась бы прямо перед столиком на глазах у всего бара. Пара шагов до дивана казались вечностью, непреодолимым паломничеством, требующих всех душевных и физических сил. Последний шажок и девушка упала практически на колени второму из писателей, пока первый, подмигнув другу, смешивался с толпой.
— Простите, — неловко отодвинувшись, Бэт разгладила юбку, вспоминая все виденные в фильмах сцены, после чего отбросила волосы и улыбнулась,  — а вы и правда писатель?

— И я писатель.
Быть смелой рядом с Айви до смешного просто. Уверенная и сильная, одним взглядом Паунсетт вселяла в подругу толику своих достоинств, наращивая, вылепляя стержень из позвоночника, что вечно норовил виновато согнуться, выпрашивая прощения. Бэт не умела отказывать, раз за разом вынужденно покидая границы своей зоны комфорта, расширяла крохотное пятно, страдая в душе и радуясь, что смогла угодить. Затравленный взгляд скользнул по толпе, высматривая родное лицо. Люди смеялись, не замечая малышку-отличницу в непривычно взрослом голубом платье в компании чужака, тушившего взгляд в недрах её декольте. Айви нигде не было видно. Предательские мысли, что подруга бросила тут одну, привычно тушатся рационализмом, убеждая, что она все еще в туалете, собирается, или затерялась где-то возле бара. Отчаянно хочется думать, что за последние годы Грабер уже научилась быть смелой и самостоятельно, может не глядя выскользнуть из гнезда, но сосущая зияющая дыра в животе все равно скручивала, заставляя вздрагивать, сперва под прикосновением Дина, затем под обжигающим взглядом Мэдли. И сил поднять глаза уже совсем не осталось.
Бэт нервно облизнула губы, представляя в голове, как бы описала свой страх. Стены начали сжиматься, лица смутно знакомых смеющихся людей превращались в маски, перекошенные зловещими ухмылками, что смеялись уже над ней, нависали, тянули когтистые пальцы, касаясь дрожащих не видящих солнца плеч. Перебор.
— В смысле, я хочу стать писателем, но у меня пока получается не очень. Я написала пару историй, но это было ужасно, и я их сожгла. Вы, наверное, скажете, что это явная склонность к драматизму, ведь можно было просто выкинуть, переписать, вынести какие-то уроки и, несомненно, будете правы, но они правда были чертовски ужасны.
Слова вылетали изо рта роем маленьких назойливых бабочек, встревоженных резким дуновением ветерка. Трепыхались на ветру тонкие крылышки, сливаясь в калейдоскоп сплошного разноцветного пятна. Тонкие пальцы неосознанно терзали ткань невинного подола, выдавая девчонку с головой. Поняв, что тараторит, Бэт извинилась, неловко улыбнувшись, и подняла наконец глаза на собеседника.
— Я Бэт.
Мир такой большой, шумный, интересный и пугающий как-то резко схлопнулся, стоило школьнице посмотреть в голубые глаза писателя. Пересохший язык еле ворочался, нехотя проталкивая слова. Сердце забилось так гулко и больно, что девчонка инстинктивно вскинула руку к груди, поглаживаниями пытаясь унять ниоткуда взявшуюся тахикардию. Воздух, наполненный парами алкоголя и запахом орешков, отказывался проникать в легкие, пока Бэт жадным взглядом впивалась в тонкий, будто выточенный мастерами древности, нос, тонула в голубых поддернутых дымкой, но лучистых глаз. В голове настойчивой пчелкой билось желание коснуться тонких, тронутых улыбкой, губ, зарыться пальцами в локоны слегка вьющихся волос, почувствовать прикосновение горячей ладони на обнаженном колене, скользящее все выше. Бэт стремительно отводит взгляд в сторону, обескураженная вспышкой, картиной в своем воображение, по спине бегут мурашки и слабость в ногах ощущается сильнее. Удовольствие, обещанное множеством прочитанных книг и просмотренных фильмов, от прикосновений мужчин, в жизни Бэт обращались лишь в боль, унижение и стыд. Так отчего так сложно вновь поднять глаза и не унять дрожь в пальцах.
Бэт старалась сконцентрироваться на подготовленном списке вопросов, что хотела задать настоящему писателю, но рот, открывшийся сам по себе, произнес совсем другие слова.
— А все писатели такие красивые? — мысленно отругав себя, школьница нервно рассмеялась и поспешно добавила, — В смысле... А можно автограф?

Дура, непроходимая дура. Тонкие девичьи пальцы терзали друг друга, переплетаясь змеиным клубком, девчонка усиленно старалась поймать хвост покидающее ее чувство контроля, сжимала трепетные пальцы, оставляя на ладонях белесые впадинки от ногтей. Бет трезвела так же стремительно, как пьянела. Пара глотков алкоголя выветривалась из крови, забирая с собой фальшивую уверенность. Еще минуту назад подростковые гормоны хотели внимания, мечтали ощутить тепло рук красивого и умного мужчины. Тяжесть чужой руки на коленке давит многотонной гирей, мешает дышать. Уже не волнение сковывает девичью грудь, вынуждая вздыматься над откровенным декольте, неконтролируемый ужас бьет под дых, не давая вдохнуть. Замерев античной статуей, Бет выдыхает и выдыхает, не может наполнить легкие воздухом, дышит поверхностно, ощущая, как холодная капелька пота невыносимо медленно стекает между лопаток. Зачем она сюда пришла? Разве могло что-то пойти иначе в темном баре, полном мужчин?
Ее трогают часто, но всегда через одежду. Лишь одни руки касались бесцеремонно беззащитно голой кожи, хватали обычно грубо, не церемонясь, оставляли на теплом бархате синюшные отпечатки. Грабер сжимается, ожидая боли. Жмурится мимолетно, пока Стив увлечен своим бокалом, но все же открывает несмело глаза. Рука все так же просто лежит, большая и теплая.
-Ручка?
Голос звучит глухо, непонимающий взгляд скользит между рукой и улыбкой писателя. Растерянность как густой кисель засасывала девчонку, застрявшую между двух огней. Сигнальной лампой красными буквами билось желание сбросить руку, бежать без оглядки, надеясь, что Айви еще не ушла, но ноги ватные под тяжестью чужой ладони совсем потеряли способность функционировать. Хотелось остаться и вечность смотреть в голубые глаза, что смотрели не вскользь, не мимо, а прямо в глаза, улыбались игривыми искрами, а не полнились отвращением.
- Руууучка..
Только не будь собой, кем угодно, только не будь собой. Все еще немного дрожа, Бет улыбнулась Стиву в ответ, мучительно перебирая образы, которые можно примерить. Не дай ему понять, какая ты, не дай узнать, почему все вокруг избегают общения, не дай почувствовать, что ты недостаточно хороша. Для чего угодно.
- Вообще-то хочу, - как обычно не впопад, выпаливает школьница в ответ на давно забытый вопрос.
Быть может репутация шлюхи поможет хотя бы раз в жизни? Движения скованные и неловкие, но девчонка вновь поправляет волосы, как делают героини в кино, придвигается немного ближе к краю дивана, разворачивая колени к собеседнику и вздрагивая всем телом, когда рука невольно скользнула выше по ноге. Пальцы практически касаются подола юбки, по факту сдвинувшись на пол сантиметра. Бет вдыхает шумно, поспешно натягивая вновь улыбку, упирает локоток в стол, отворачиваясь от толпы.
- И советов хочу и выпить.
«Коснись его, это не страшно, просто положи руку ему на плечо. Легкие касания свидетельствуют о симпатии и располагают людей. Как правило. Так писали в книге про язык тела. Господи, как страшно. Я выгляжу полной идиоткой.»
- Ручки у меня нет, но быть может, вы назовете мне ваше произведение, и я оставите мне автограф в нем? Я правда не нашла в нашем книжной ни одной вашей книги, но мне бы очень хотелось почитать и поучиться у вас. Всякому.
Дрожащие пальцы все же ложатся на изгиб мужского локтя, немного сжимая. Грабер считает в уме до пяти, борясь с желанием отпрянуть, и только потом позволяет руке соскользнуть, кончиками пальцев невзначай касаясь завитушек волос, мимолетно задев кисть.
- В смысле авторским приемам, - цветы румянца расцвели на щеках мгновенно, выдавая понимание двусмысленности звучания своих слов, - Я пишу всякие глупости. Мои каракули, право слово, не стоят вашего внимания, расскажите лучше, что навело вас на путь писателя?
Ну надо же. Настоящий писатель.  Не молодой, конечно, но для хороших сюжетов нужен опыт и зрелость. Бет морщится незаметно, вновь ругая себя за дурацкое платье и непродуманный план. Надо было ловить его все же днем и с блокнотом, чтобы записать все несомненно мудрые советы. Бэт подается невольно вперед, практически касаясь грудью руки, блуждает жадным взглядом по лицу, очерчивая каждую черточку, пытается запомнить остроту скулы, движения крыльев носа при дыхании и этот взгляд, такой непривычно прямой и теплый. Привыкшая к одиночеству и боли Грабер буквально телом чувствовала жар направленных на нее глаз, тянулась мотыльком на свет, пытаясь побыть на виду еще немного, еще пару секунд, побыть героиней чужого романа, пока реальность не вторгнется грубо, возвращая зарвавшуюся девчонку на место.

Упоминание отца звонким хлыстом бьет по натянутым от волнения нервам, струны дрожат, передавая вибрации всему телу, что, содрогнувшись разом, моментально обмякло. Резкий тон и уже все равно, что за предложение звучало, она согласится на все.  Привычная маска покорного безразличия заменяет все эмоции на юном лице, стирая небрежно румянец с щек и гася безжалостно свет в любопытных глазах.
- Конечно, как тебе будет угодно.
Отточенный годами шаблон заслонил мечущийся разум, принимая на себя привычные бразды поведения. Легкая улыбка скользнула по губам, замирая неестественным ракурсом в уголках. Папочка не любит, когда Бетти плачет, папочка хочет, чтобы Бетти улыбалась. Даже если ей придется это делать разбитыми в кровь губами. А что поделать, ведь Бетти не самая умная девочка, ей надо все повторять, чтобы она запомнила, но она будет слушаться, правда?
Кудрявая голова склоняется в бок, выражая заинтересованность в беседе, - так написано в книге – но суть беседы проходит мимо. Стив слишком пьян, чтобы заметить изменение в девчонке, что покорно позволяет взять себя за руку и вывести из бара. Бетти лишь манекен, лишенный чувств. Кукла с человеческим лицом.
Заперев душу в потайном углу, Грабер тряслась в своем убежище, сдирала ногти о шершавые стены. Миллионы следов разной давности пополнялись свежими кровавыми отметинами. Глотая слезы, девчонка срывала голос, умоляя себя развернуться и пойти домой, металась из угла в угол самолично возведенной клетки. Когда-то так было проще. С болью не договориться, но ее можно отсрочить. Сложить любовно, подобно свежее стиранному полотенцу на отдельную полочку до лучших времен. Но иногда проще положить на полочку себя, сохраняя хоть частицу разума от творящегося безумия. Со временем отдельная полочка превратилась в шкаф, затем в кладовку, а после и вовсе в отдельный подвал, испещренный вопросами «Зачем» и «За что», старательно выведенными кровью со сбитых пальцев.
- В Универстите Мэна, - голос ровный и веселый – Бетти не блеет, как овца, она же хорошая девочка, - Хотелось бы на литературу или на журналистику. Скоро.
Туманный ответ вновь заменяется странной улыбкой и склоненной к собеседнику головой. Наивная идиотка просто закричи, и охранник бара, что до сих пор смотрит удивленно вам в след придет на помощь, но Бетти лишь вновь улыбается, поеживаясь от мороза. Никто не придет на помощь, хоть закричись. Разве Бетти в беде? Девочкам в беде больно и страшно. Разве Бетти больно? Да никто ж ее и пальцем не трогал. Разве Бетти страшно? Вот смотри, как мило улыбается. Бетти же не хочет узнать, что такое на самом деле больно и страшно, правда?
- Я хочу знать, что думаешь ты.
Всем плевать, что думает Бетти! Тупая ты, мерзкая  девка! Тебе голова природой дана, чтобы члены сосать, а не думать ею!
Уроки Аарона были жестоки и болезненны, но все же ему удалось сформировать у дочери привычку. Ему не нужна была дочь, ему нужна была отпадная девчонка. Такая, каких он любил навещать по молодости, когда сбегал из общины в соседние города. Все мужчины любят таких: веселых, всегда готовых, покладистых, смотрящих восхищенными глазами. Отпадная девчонка никогда не рассердится, она только улыбнется с легкой грустью, позволяя своему мужчине делать все, что заблагорассудится. «Валяй, сри мне на голову, не обижусь, я же отпадная девчонка». Мужчины думают, что подобные девчонки существуют в действительности. Возможно, они обманываются потому, что многие женщины и сами рады притворяться отпадными, но Аарон пошел дальше – он решил создать себе отпадную девчонку самостоятельно. Такую, чтобы улыбалась, покорялась без слов и открывала рот лишь для того, чтобы восхвалять его, насаживаясь губами на стоящий член.
- По-моему, это очень здорово. Расскажи мне еще.
Пойманная в ловушку собственного разума, Грабер смотрела со стороны, как ее рука поднялась, вновь якобы невзначай касаясь собеседника. Тонкое синее платье не было предназначено для прогулок февральской ночью и уже не волнение вызывало дрожь в тонких пальцах, коснувшихся теплой кожи.
- Ой, я забыла куртку, - удивление на пару мгновений прорывается сквозь миловидную маску, возвращая краски бледному лицу, - Я так замерзла. Нам еще долго идти?