Беверли лежала в своей постели, но не спала. По ночам ветер, дувший с севера, проникал в окно ее спальни, словно тайный гость, со своим собственным особым запахом, сладким и горьким одновременно, как кровь и клубника. Иногда Беверли снился лес, его потайные глубины, секретные коридоры и рассеянный солнечный свет, тусклый, как старая позеленевшая медь.
Когда ветер дует с севера, запах леса приносит видения - говорят старики. Всю неделю дул северный ветер, и всю неделю Беверли снова и снова снился один и тот же сон, ускользающий из памяти с пробуждением, но оставляющий смутное волнение. Раз за разом ей снился лес, и её словно влекла туда неведомая сила.  Она ходила туда вчера днём, но лишь побродила среди деревьев, ничего особенного не ощущая, и, раздосадованная вернулась домой. Сейчас чувство влечения снова дало о себе знать. Лес будто звал её.
На часах было начало девятого, отец уже поужинал, а после куда-то уехал. Соседей не было слышно. Бев поднялась с постели, натянула поверх джинсового комбинезона с парой заплаток лёгкую куртку, схватила старый потрепанный рюкзак и спустилась на первый этаж. Немного помедлив, прошла на кухню, чтобы запастись на всякий случай несколькими сэндвичами  и водой.
Улица встретила легкой прохладой и сгущающимися сумерками. Оглядевшись по сторонам, Беверли Майер направилась в лес, прислушиваясь к внутренним ощущениям зова. Она бодро шагала по дороге, несколько сожалея, что у нее нет велика – на нём бы она в два счета добралась до кромки леса, и не пришлось бы топтать дорогу еще пятнадцать минут. Велосипед был у Билла Денбро. Красивый. И быстрый. На зависть всей ребятне Эшберна.  У  Беверли когда-то тоже был велик (конечно, не такой крутой, как у Денбро, но Бев всё равно его очень любила).  Пять лет назад, ещё когда была жива мать, Бев влетела на велосипеде в дерево, повредив руль и переднее колесо. Правая рука неприятно хрустнула и повисла плетью, когда Майер, упав  с велика, стукнулась о пень. Но велосипеду всё равно пришлось хуже: после тяжелого столкновения он еще пролетел некоторое расстояние вниз по отвесному склону, пока не угодил в ручей, оставшись лежать на его камнях, рассыпав по ним, словно на столе для распродажи, свою цепь и погнутые звёздочки. Восстановлению он не подлежал, к великому расстройству Бев. А о новом не приходилось даже мечтать: уже тогда финансовое положение Майеров оставляло желать лучшего.
Лес обнял мягко, окутав прохладой и сгущающейся темнотой. Только споткнувшись о выступающий узловатый корень высокой сосны, Беверли поняла, что она уже в лесу. Остановившись, она пошарила рукой в рюкзаке, вытащила старый ручной фонарь и нажала кнопку. Тусклый луч осветил тропинку под ногами, и Майер пошла по ней, прислушиваясь к окружающим звукам и собственным ощущениям. Казалось, лес говорит с ней, нашёптывает, зовет, напевает. И Беверли с увлечением шла на этот таинственный зов, щурясь все больше и больше в темноту, становящейся всё более  густой по мере того, как исходил на нет заряд батареек в фонарике.
В какой-то момент Беверли вышла к домику, горящему  окошками света, но скрывающему шторами свои тайны внутри. Вспоминались все старые истории этого места, и по коже бежали мурашки. Одна из историй гласит, что в лесу есть темный деревянный дом. В нём никто не живет. Но в нем нечто обитает. Нечто поселилось там давно, и питается свежими путниками, случайно наткнувшимися на это нечистое жилище. За домом есть кладбище (хотя отсюда Беви его не видела), на котором каждое полнолуние устраивают шабаш ведьмы, принося в жертву младенцев. Они танцуют голышом в лунном свете и призывают сатану, тайными ритуалами. А ещё сюда любит захаживать волк. Белый волк, гораздо крупнее своих сородичей, он появляется только по  ночам, выходя, чтобы поживиться заблудившимися детишками. Его глаза горят неживым белым светом, слюна его пропитана ядом, и он не знает ничего, кроме ненависти и голода.
За спиной Беверли послышался низкий рык. Волоски на руках встали дыбом, а по шее побежали мурашки. Медленно выпрямившись, Беверли, нервно сглотнула и медленно стала поворачиваться, направляя в сторону звука тусклый свет фонаря. Глаза зверя полыхнули отблеском белого света, и у Бев перехватило дыхание. Она сделала неловкий шаг назад, споткнулась обо что-то и, падая на спину, лишь тогда смогла закричать, и ее крик прокатился раскатистым эхом.

Падение было коротким, но Беверли оно показалось вечностью, она ждала, что сейчас голодные глаза вспыхнут вновь, и она ощутит на шее сначала зловонное дыхание, а затем и острие желтоватых зубов, раздирающих плоть. Наверное, даже успеет почувствовать, как в эту пасть хлынет собственная кровь из раны, неизбежно, успеет почувствовать боль. Так нелепо. Она надеялась умереть быстро и уж точно надеялась, что не превратится в нечто подобное, жаждущее крови и чужой смерти.
Из груди вырвался полувздох-полустон, когда девочка спиной ударилась о камни, а несколько торчащих корней впились в плечо и бок. Фонарик выпал из рук, но Майер уже шарила ладонью по мокрой траве и мху, пытаясь его нащупать. Она слышала голос, и он казался смутно знакомым, но не разбирала слов. Они звучали отчетливо, но их смысл оставался где-то позади, не долетая до Майер. Бев нащупала, наконец, отключившийся от падения фонарик, щелкнула кнопкой и высветило лицо Даны в темноте неожиданно ярким светом.
Еще более нелепо, чем сгинуть в лесу в зубах оборотня. Беверли поджала губы, хмыкнув.
- Твоему псу не говорили, что неприлично налетать вот так на людей среди леса? – она поднялась, проигнорировав предложенную помощь, что, вероятно, зря, потому что сама себя хлестанула веткой по лицу так, что больно ожгло скулу. Впрочем, ссадиной больше, ссадиной меньше…
Беверли опустила фонарик на землю, оставив его включенным, чтобы он не слепил, но в то же время и подсвечивал окружающее пространство. Сумерки в лесу сгущались особенно быстро, и сейчас уже было достаточно темно, а что может быть глупее, че вести диалог в таком месте в темноте.
- Что вы вообще здесь делаете в такое время? – Беви опустилась на ближайший пенек, закидывая ногу на ногу и прикуривая сигарету, - Разве приличным девочкам не полагается в такое время спать дома в теплой постельке?
Беверли старалась вести себя с вызовом, потому что невольно была у Даны в долгу. Буквально неделей ранее та своим появлением с огромной псиной спугнула Гретту и Джессику, с которыми у Бев случилась очередная стычка. Не  бог весь какая помощь, и всего лишь отсрочка, но все же Дана проявила участие, которого от нее не ждали. Особенно Бев. Особенно, учитывая, насколько они разные. Дана Хеллберг обладала прекрасной репутацией, слыла хорошей девочкой, ходили слухи, что она не просто из хорошей семьи, а то ли какая-то графиня, то ли лордыня (или как их там кличут). Дана была очень ухоженной, аккуратной, едва ли знала в чем-то отказ, была любима многими, по крайней мере, вызывала восхищение у некоторых школьников – это факт. И она была старшеклассница, выпускница. И чего ради ей вдруг помогать Беверли Майер – известной шалаве, курящей за углом, ходящей в обносках, представляющей из себя довольно жалкое зрелище.